Архитектор юрий григорян — о небоскребе в нью-йорке и будущем москвы
Основатель архитектурного бюро «Меганом» Юрий Григорян поведал об опыте работы в Соединенных Штатах, проблемах русских архитекторов и о том, из-за чего решил принимать участие в конкурсе на реновацию хрущевских кварталов
Фото: Олег Лозовой/РБК
?В начале 2018 года в Нью-Йорке начнется строительство 307-метрового небоскреба по проекту столичного архитектурного бюро «Меганом». Это первое в Соединенных Штатах высотное строение, созданное русскими архитекторами. Основатель бюро Юрий Григорян поведал «РБК-Недвижимости» о работе над этим и другими проектами.
— В последних числах Октября власти Нью-Йорка согласовали проект вашего небоскреба 262 Fifth Avenue, что через три месяца начнут строить на Манхэттене. Поведайте, как вы показались в этом проекте?
— Три года назад мы на дружеской базе стали консультировать девелопера этого проекта (компания Five Points Development, основанная российско-израильским миллиардером Борисом Кузинцом. — Прим. «РБК-Недвижимость»). Неспешно у клиента, что лично сильно вовлечен в данный проект, начали появляться какие-то идеи, и он пригласил нас делать его вместе с ним.
— Другими словами конкурса не было?
— В большинстве случаев на такие непубличные объекты конкурсы не проводятся, это так как не театр и не парк. В Штатах все, что строится на публичные деньги, по большей части выбирается на конкурсной базе. И это крайне важное отличие американской совокупности от русского.
Но, так обстоят дела не только в Соединенных Штатах. Во всем мире рынок проектирования детских садов, школ и других публичных строений довольно часто есть основной площадкой развития молодых архитекторов. Да и то, что у нас этим занимается «военизированное» подразделение департамента строительства, само собой разумеется, ненормально.
Оно, это подразделение, какие-то элементы строительства, украшая их (детские школы и сады. — Прим. ред.) многоцветными панелями.
Архитектор Юрий Григорян(Фото: Олег Лозовой/РБК)
— В чем особенности процедуры согласования для того чтобы рода проектов в Соединенных Штатах и в Российской Федерации?
— В Соединенных Штатах эта процедура полностью прозрачная: в том месте все документы в открытом доступе, публикуются в сети, и ты постоянно видишь, на какой стадии находится проект. За процедурой согласования в реальном времени следят не только архитекторы, но и журналисты, блогеры, общественность.
Это принципиальное отличие от отечественной совокупности, которая полностью непрозрачна. Ты не можешь ни взять статистику по проекту, ни определить, на какой стадии согласования он находится. Эти события во многом определяют итог, по причине того, что в Москве появляется большое количество строений, владеющих размером и сверхъестественной плотностью.
И люди определят об этом, лишь в то время, когда проект уже реализуется. Практически в любое время такие проекты являются подарком тем либо иным «ответственным людям» от мэрии.
— Но к зарубежным архитекторам постоянно предъявляют больше требований и в Российской Федерации, и в других государствах.
— В отличие от России, власти в Соединенных Штатах по большому счету не оценивают ни один проект, они просто не имеют для того чтобы права. Существует законодательство, все параметры проекта прописаны в соответствии с типом участка, на котором он будет строиться. Имеется правила, по которым ты можешь его развивать.
Соответственно, застройщик может приобрести участок с высотностью и определённой плотностью.
В нашем случае высота не была ограничена. Таких участков в Нью-Йорке большое количество, как раз исходя из этого Манхэттен растет вверх. Дальше возможно приобрести строительные права у соседей, допустим, в случае если рядом с тобой находится мелкий домик, у которого такая же плотность, и его хозяин не планирует строить новое строение. Так, появляется возможность приобрести так именуемые права на воздушное пространство.
Помимо этого, возможно взять бонусы за энергоэффективность. К примеру, мы взяли дополнительно 20% плотности за то, что спроектировали энергоэффективное строение.
— Какие конкретно технологии вы для этого применяли?
— В Нью-Йорке кроме того в новых проектах большие потери тепла, по причине того, что в том месте строится большое количество строений с недорогими окнами и без утепления. В городе имеется минимальный код, что устанавливает лимит таких потерь тепла. В случае если показатели вашего строения на 20% лучше базисных, вы приобретаете дополнительные 20% плотности.
Взять их возможно и вторым методом — к примеру, сделав в жилом комплексе публичную площадь, открытую для всех жителей, причем это пространство должно быть освещено солнцем. Хороший пример для того чтобы пространства — открытая площадка перед небоскребом «Сигрем-билдинг» Миса ван дер Роэ. Все это весьма простые вещи, за ними стоят определенные сокровища, каковые продвигает город.
— Поведайте, как строение устроено в. Как я знаю, в том месте нет несущих перегородок и колонн — это достаточно необыкновенное ответ для небоскреба.
— Да, в том месте всего одна квартира на этаж, таковой тип жилых домов возможно встретить в Нью-Йорке. Мы высвободили центральное пространство от ядра (лифтов и лестниц), которое вынесли на западную сторону. Так, пространство квартир оказалось весьма эластичным: в том месте нет ни колонн, ни стояков.
В этом имеется определенная инновационность, не смотря на то, что сама разработка выноса ядра не нова, но в строении таких такой типологии и пропорций, вправду, до сих пор не использовалась.
В строении достаточно увлекательные инженерные совокупности: в то время, когда мы вынесли ядро, у него обнаружился громадной глухой южный фасад, на котором мы разместили солнечные батареи — по масштабу они одни из самых громадных в Соединенных Штатах, размер плоскости батарей 6?300 м. На одном из технических этажей строения находится громадный контейнер для льда. По ночам, в то время, когда самый низкий тариф на электричество, машина делает из воды лед, что употребляется для кондиционирования строения в дневное время. Именно поэтому в определенную погоду возможно не применять электричество. лёд и Солнце — два полюса, на которых строится энергетическая совокупность строения.
— на данный момент думается необычным, что это ваш первый зарубежный проект. Из-за чего раньше не трудились за рубежом?
— К этом привело сочетание факторов. Во-первых, у нас много публично серьёзных проектов в Российской Федерации — это и расширение ГМИИ им. А. С. Пушкина, и благоустройство набережных Москвы-реки, плюс отдельные образовательные инициативы. Во-вторых и в-главных, архитектор — по большей части локальная профессия. Интернациональный архитектор — это в собственном роде исключение.
По большому счету, архитектор постоянно принадлежит тому месту, в котором он появился. И не так много примеров, в то время, когда архитекторы делали что-то по-настоящему стоящее за пределами собственной страны.
Архитектор Юрий Григорян(Фото: Олег Лозовой/РБК)
— Открывшийся два месяца назад парк «Зарядье» в Москве не таковой пример? Вы же сами были в жюри конкурса, которое выбрало проект DillerScofidio + Renfro.
— Это хороший пример. Крайне важно, что удалось добиться парка вместо застройки, совершить интернациональный конкурс и вовлечь победителей в стройку — это невиданный до сих пор успех и прецедент для того чтобы дела. Я знаю, какая шла борьба за то, дабы покинуть авторов в проекте и не заменить «Моспроектом», какое количество трудностей было нужно преодолеть главному его команде и архитектору.
Иначе, жаль, что не удалось вовлечь авторов по полной программе, и все это в конечном счете было сделано руками русских архитекторов. Отличие между реализацией и концепцией все же видна.
— В чем она?
— При заявленной природы смешения и концепции архитектуры архитектура господствует, но, к сожалению не формирует значимого и запоминающегося внутреннего пространства. Данный узкий баланс весьма тяжело выдержать при политической воле к наполнению парка всевозможными функциями. Не уверен, что авторы концепции и сами имели возможность при таком низком статусе в проекте отыскать доводы в пользу пара меньшей насыщенности.
Но все же главные идеи реализованы, и это очень важный прецедент для будущего.
— Не поверю, что в Соединенных Штатах вы были поставлены в такие же условия.
— Этого не было, но и башня — не публичный проект. Степень вовлеченности автора в реализацию постоянно определяется лишь тем, как клиент ценит и осознаёт роль и архитектуру архитектора. С одной стороны, это здорово, что у нас появился шанс сделать что-то за пределами России, иначе, нужно признать, что русский культура в целом, и русский архитектура в частности, во многом изолирована от мировых процессов.
Никому очень не Примечательно, что у нас происходит, и мы практически не участвуем в интернациональной опытной дискуссии. Все это было бы вовсе не так безрадосно, если бы мы дружно занимались развитием профессии и строили хорошие дома и города. А если не заниматься развитием архитектуры, то в сознании общества и власти ее нет.
— Что должно случиться, дабы обстановка изменилась?
— Первый и непростой ход — реформа образовательной совокупности. У нас нет современного архитектурного образования. ценности и язык, каковые транслируются через существующие школы, безнадежно устарели, а пара энтузиастов в стране не смогут исправить положение. И основное — архитектура должна быть признана одной из наиболее значимых сокровищ на уровне общества и государства.
Мы все должны заявить, что архитектура серьёзна, что это один из приоритетов.
Сейчас представления о качестве архитектуры полностью потребительские, и речь заходит лишь о инфраструктуре и количестве. Архитектура — своеобразная вещь, без нее возможно обойтись, живя легко в инфраструктуре. Но в следствии отказа от архитектуры мы не оцениваем те утраты, каковые несет лично любой из нас, живя в среде, сделанной с таким пренебрежением к человеку.
Мы не понимаем, как мы все мутировали, живя в данной среде.
— Из-за чего власть, осознавая огромное влияние архитектуры на людей, не применяет ее в качестве инструмента пропаганды?
— С одной стороны, это не верно не хорошо, с другой — я бы не заявил, что так совсем не происходит. Именно на данный момент власти включают в собственный арсенал формирование нового человека через среду. В благоустроенных пространствах человек может и ни о чем не думать. Федеральная программа по благоустройству городов, где Москва есть пилотом, дает качественную среду в обмен на утрату политической инициативы.
Но городская среда и новая хорошая архитектура — это не одно да и то же.
— А что такое хорошая архитектура?
— Это, к примеру, детский сад, выстроенный по авторскому проекту в следствии конкурса. Не какая-то коробка, покрытая многоцветными панелями, а качественное пространство, как в Японии, где, как вы понимаете, существует культ детства. В их садах, к примеру, может не быть игрушек, по причине того, что основное для человека — это коммуникация с другим человеком, а не с игрушкой.
Само собой разумеется, возможно заявить, что мы на пути, и через 300–400 лет в Российской Федерации обстановка изменится. Но за это время тут будут выстроены миллионы детских садов и вырастут многие поколения, каковые что-то недополучат. То же самое возможно сообщить о школах, библиотеках, театрах и других публичных строениях.
Мы видим неравную борьбу группы энтузиастов, куда входят архитекторы, урбанисты, журналисты, и они эту борьбу постоянно проигрывают.
— Как велики, по-вашему, шансы на успех в истории с реновацией пятиэтажек? Вы же участвовали в конкурсе и, разумеется, рассчитываете на победу.
— Мы решили принимать участие, по причине того, что желаем в данной ситуации оставаться со своим городом. Желаем продемонстрировать, что это за проект, как он серьёзен для города и для всей страны, и предложить собственный взор на будущее Москвы. «Меганом» в далеком прошлом интересуется феноменом столичной периферии — территорий между ТТК и МКАД. В частности, пара лет назад мы вместе с университетом «Стрелка» и коллективом авторов делали громадное изучение «Археология периферии».
Необходимо понимать, что программа реновации — это начало нескончаемой изменении всей столичной периферии.
— Запланирована она как продолжительный, но все же конечный проект.
— Парадокс содержится в том, что только что были приняты застройки и Правила землепользования (ПЗЗ) на всю Москву, каковые должны были перевоплотить Москву в город, где на каждом участке выяснено, что возможно выстроить, а чего запрещено. Это создало бы правила, однообразные для всех. Другими словами девелопер имел возможность бы выкупить участок, расселить обитателей и начать строительство.
Но через месяц по окончании принятия ПЗЗ была заявлена программа реновации, которая полностью отменяет их воздействие на периферии Москвы. Так, мы появились в отечественной любимой обстановки ручного регулирования всех городских процессов. Площадки для реновации — это огромные массивы строительства, каковые начнут размещаться в случайных местах Москвы и всецело поменяют климат в городе.
Как раз исходя из этого они должны быть сделаны с беспрецедентным качеством архитектуры и среды.
— Это вероятно в отечественных условиях?
— Не в полной мере вероятно в силу того, о чем мы говорили выше. Но к этому, по крайней мере, необходимо стремиться. В городе нужно совершить довольно много научной, художественной, социальной работы. Времени большое количество, по причине того, что, согласно моим подсчетам, «полная» реновация займет не меньше 150–200 лет, быть может, по большому счету ни при каких обстоятельствах не закончится.
Я не имею в виду лишь пятиэтажки. За ними последуют девятиэтажки, после этого двенадцати- и шестнадцатиэтажки и без того потом. Другими словами это совсем второй тип регулирования муниципального пространства, достаточно хаотический.
на данный момент вся столичная периферия имеет шанс взять финальный мастер-замысел, в котором будет четко прописано, что где возможно выстроить, а что нет. В случае если этого не случится, город превратится в одно громадное поле для опытов — и тогда никакого качества достигнуть не удастся. Мы же не забываем, что происходило во времена Лужкова, в то время, когда разламывали пятиэтажки и всовывали в том направлении дома таковой плотности, которой нет и в Нью-Йорке.
Архитектор Юрий Григорян(Фото: Олег Лозовой/РБК)
— Что именно вы предлагаете?
— Речь заходит о междисциплинарном проекте, сделанном нами совместно с НИиПИ Генерального плана Москвы и компанией Habidatum, которая занимается новейшими технологиями в области урбанистики. Мы исходили из того, что полный приоритет обязан отдаваться не жилью, а публичным объектам. Москва обязана прекратить быть плантацией по производству квадратных метров квартир.
Она может стать городом, где сбалансированы интересы жилья и нежилья. И само собой разумеется, крайне важна экономическая модель — неприятности земельной ренты и будущее собственников на этих участках.
Все это имело возможность бы привести к довольно безболезненному врастанию новой застройки в существующее тело города. Мы, само собой разумеется, не разглядываем проект как замену одного жилого фонда на другой, это было бы правонарушением — не воспользоваться обстановкой, дабы раскрыть потенциал, заложенный в городское пространство.
— Городское пространство сейчас появилось в центре внимания столичных и, позднее, федеральных правительства. Это пошло на пользу городам? Я, само собой разумеется, прежде всего имею в виду Москву.
— Не бывает хороших либо нехороших проектов. Неизменно имеется две стороны. Благоустройство Москвы в далеком прошлом назрело, и должен был показаться кто-то, кто забрал бы на себя эту миссию. Улучшилось освещение, имеется очень важные прецеденты — к примеру, Хохловская площадь, деревья на Тверской и Садовом кольце. Мы живем в ситуации, в то время, когда один прецедент меняет целый город. До тех пор пока он не появляется, город не изменяется.
С моей точки зрения, Хохловская площадь устанавливает совсем второй стандарт благоустройства, превосходно решено пространство и совсем вторая, новая материальность — по большому счету нет гранита, плитки, но имеется мраморная крошка и бетон.
— Однако кое-какие неточности благоустройства признают и сами архитекторы.
— Возможно, основное упущение проекта касается социальной коммуникации в широком смысле, другими словами вовлечения людей в муниципальные проекты. Но мы знаем, как тяжело вовлекать жителей в такие истории.
— В Москве сравнительно не так давно проходили публичные дискуссии проекта развития Москвы-реки, которым вы как подрядчик занимаетесь. Как деятельно люди в них принимали участие?
— Очень деятельно. Проект Future Ports был задуман как консолидирующий — все заинтересованы в том, дабы река была чистой. Это консенсусный проект, исходя из этого мы легко идем с ним в общество.
Мы трудимся вместе с университетом Градплана Москвы, проводим опросы, обсуждаем, где должны пребывать порты будущего, точки активации. Часть жителей настроены консервативно и придерживаются позиции not in my backyard, другими словами они согласны, что точки притяжения на Москве-реке должны быть, но лишь не рядом с их зданиями. Иначе, мы видим новое поколение москвичей, каковые желают, дабы река была активной, живой, населенной.
Галерея фотографий: реализованные и строящиеся проекты архитектурного бюро «Меганом»
Проект небоскреба 262 Fifth Avenue. Нью-Йорк, 2015 год — н. в.
(Фото: «Меганом»)
— Если не ошибаюсь, конкурс на развитие территорий, прилегающих к Москве-реке, — последний на сегодня, в котором вы участвовали, не считая конкурса на реновацию хрущевских кварталов. Вам больше не весьма интересно этим заниматься?
— Нет, наоборот. Конкурсы — это нужная вещь. Нужно внятно организованную совокупность конкурсов.
Должно быть установлено правило, что ни одно публичное строение не имеет возможности строиться без конкурса. Это создало бы громадный рынок архитектурного проектирования и стало бы площадкой для молодых архитекторов. Да и мы бы сами принимали участие в конкурсах на те же детские школы и сады.
Конкурсы бывают белые, прозрачные, с публичным интересом, и серые, девелоперские, в то время, когда девелопер приглашает пара бюро, дабы сделать анализ площадки и выбрать себе проект. Мы участвуем в тех и других. Белых мало, но принимать участие в них почетно.
— Поведайте о проекте расширения музея Кремля за счет строения Средних торговых последовательностей на Красной площади. Вы первый архитектор за последние 100 лет, которому дали работать вблизи территории Кремля. Что в том месте будет?
— Это отечественный совместный проект с бюро Nowadays. Мы занимаемся реконструкцией Средних торговых последовательностей, где потеряны внутренние четыре корпуса. Практически замещаем их постройкой нового музейного строения внутри, которое ниоткуда не будет видно.
Мы делаем всецело «интерьерный» проект, и это снимает с нас риск порчи исторических ландшафтов.
Новое строение будет содержать громадное публичное пространство для выставок и лекций, ко мне же на три года переедет экспозиция Оружейной палаты, пока будет идти ее реконструкция. В Средних торговых последовательностях расположится постоянная экспозиция от Византии до императорских даров. Новое пространство станет музеем Кремля вне кремлевских стен — для того чтобы в его истории еще не было.
Справка
Архитектурное бюро «Меганом» основано во второй половине 90-ых годов двадцатого века в Москве Юрием Александрой и Григоряном Павловой. Компания специализируется на проектировании жилых, коммерческих и публичных сооружений, создании градостроительных концепций, прикладных и теоретических изучений.
Среди наибольших реализованных проектов — жилой дом в Молочном переулке, жилой комплекс «Коробейников, 1», торговая улица Барвиха Luxury Village, универмаг «Цветной», жилой комплекс «Садовы кварталы» (три корпуса) в Москве. По проекту бюро к 2021 году будет создан Музейный город — коцепция расширения ГМИИ им. А. С. Пушкина.
Создатель: Ольга Мамаева.
Первый российский небоскреб в Нью-Йорке
