Архитектор наринэ тютчева: «москва — это terra incognita»
Основатель архитектурного бюро «Рождественка» Наринэ Тютчева поведала о скрытых возможностях Москвы, работе в новом и регионах поколении архитекторов
Фото:АБ «Рождественка»
— на данный момент большое количество говорят о том, как оживить спальные районы Москвы. С новыми территориями все более либо менее ясно, а вот что делать с уже сложившимися районами, не знает никто. Не сносить же 17-этажные дома, дабы на их месте строить культурные центры и театры.
А для новой застройки в том месте места нет.
— Это не вопрос районов, это вопрос концептуального развития города. Город представляет собой огромную агломерацию. Каждая агломерация складывается из отдельных элементов, поселений, районов и без того потом.
Агломерация прекрасно трудится лишь тогда, в то время, когда четко выяснена роль каждого элемента и имеется совокупность взаимоотношений всех элементов в целом.
Я пока не видела ни одной работы, ни одной попытки поболтать о структуре Москвы, о том, что она собой воображает. Вы нигде не отыщете правильных данных, сколько людей живет сейчас в Москве, каков их этнический состав, какова совокупность расселения, совокупность занятости. Москва сейчас — это terra incognita.
И вдобавок архитектурное сообщество отодвинуто от принятия ответов по применению территорий и объектов. К примеру, недавно были реализованы и даны под реконструкцию личной компании все бывшие советские кинотеатры. Я считаю это громадным упущением со стороны города, по причине того, что эти кинотеатры, каковые весьма грамотно расположены и являются образцами хорошей архитектуры, возможно имели возможность бы стать культурным и публичным каркасом города.
Вместо этого мы возьмём торговые комплексы с мультиплексами, тогда как городу так и не будет хватать публичных и социальных пространств, да и для просмотра отечественных фильмов а также.
— В продолжение темы публичных пространств: что с вашим проектом реконструкции Трехгорной мануфактуры в Москве? Вы сделали его в далеком прошлом, но в том месте до сих пор ничего не происходит.
— Думаю, это неприятность инвестора, что пока не торопится вкладывать деньги в реконструкцию. Я счастлива, что, по крайней мере, по окончании принятия отечественной концепции развития не начался массовый снос строений и на Трехгорке имеется какая-то жизнь. Благодаря команде инвестора эта территория заполнилась арендаторами и открылась городу, в том месте происходит масса всего занимательного.
Что будет дальше — не знаю, по причине того, что ГПЗУ на всю территорию до сих пор не взят.
Визуализация проекта реконструкции Трехгорной мануфактуры в Москве(Фото:АБ «Рождественка»)
— Это скорее частный случай либо инвесторы на данный момент в принципе не заинтересованы в для того чтобы рода объектах?
— Полагаю, частный случай. Интерес к таким проектам у инвесторов сейчас начал появляться, и это верно, по причине того, что в городе большое количество всего, выстроенного до нас, полезного, ответственного, что необходимо сохранять и наполнять новой судьбой. Я неизменно стояла за интенсификацию того, что уже существует.
Эта методика была очень непопулярна в 90-е и нулевые.
не забываю, в то время, когда мы сделали первый и достаточно громкий для города объект — реконструкцию 5-го корпуса фабрики «Красная Роза» — и выставили его на каком-то архитектурном смотре, он привлек к себе большое количество внимания, но в том месте не выяснилось подходящей номинации, дабы проект отметить. Лишь затем показалась номинация «Реконструкция», и для нас это было громадной победой. Наконец данный жанр признали одним из видов мастерства.
А до этого всем казалось, что реконструкция — хозяйственное латание, которое не имеет никакой художественной ценности.
— Второй ваш заметный столичный проект последнего времени — реставрация флигеля «Руина» на территории Музея архитектуры. Это один из единичных у нас примеров реставрации, выполненных в соответствии с правилами Венецианской хартии (документ, предписывающий сохранение монумента архитектуры с наслоениями различных эр. — Прим. «РКБ-Недвижимости»). Что было самым непростым в работе над ним?
— Сложнее всего было придумать методику работы на подобном объекте. Сперва — методику исследовательскую и проектную, а после этого — строительную. На первый взгляд казалось, что сохранять и консервировать достаточно легко, поскольку вот оно — уже все имеется. Но на деле это стало для нас громадным опробованием.
Остановить материю на грани полного разрушения, не дав ей наряду с этим «качнуться» в другую сторону — сторону перерождения, — весьма сложная задача. По сути, это указывает остановить время. И это как раз та задача, которую мы перед собой ставили.
Визуализация проекта реставрации флигеля «Руина» в Музее архитектуры им. А. В. Щусева(Фото:АБ «Рождественка»)
Визуализация проекта реставрацииинтерьеров флигеля «Руина» в Музее архитектуры им.
А. В. Щусева(Фото:АБ «Рождественка»)
— Имеется ли в замыслах заняться чем-то похожим?
— Заниматься похожими объектами не весьма интересно. И любой объект для нас — новая неповторимая история. Ну, а вдруг коснуться темы получения заказов на важные объекты, то в сфере охраны наследия Минкульт предпочитает трудиться с национальными институциями, исходя из этого тут мы не выдерживаем борьбе.
Национальные тендеры сейчас устроены так, дабы по большому счету отсечь целый небольшой и средний бизнес от этих конкурсов. По причине того, что кроме того чтобы принять в них участие, необходимо заплатить весьма важные деньги, а позже еще внести громадную банковскую гарантию — минимум четверть от цены заказа. Это смогут себе позволить не все.
Маленькие заказы мы в состоянии потянуть, а большие — уже нет. Исходя из этого по большей части ориентируемся на частного клиента, а он, за редким исключением, не весьма обожает связываться с монументами.
— Однако вы деятельно участвуете в конкурсах. Удается ли как-то применять наработки, каковые появляются в следствии подготовки конкурсных проектов?
— Да, в некоем смысле. Во-первых, любой конкурс — это собственного рода опытная тренировка. Она крайне важна и с творческой, и с организационной точки зрения для создания команды. Во-вторых, потому, что мы склонны к проведению разных изучений, то выводы, каковые в них находятся, стараемся применять и в настоящем проектировании, и при общении с клиентами.
Время от времени это воздействует на принятие конкретных ответов.
— Каких, к примеру?
— У нас практически все клиенты настроены скептически и консервативно, исходя из этого любой раз приходится отстаивать собственную точку зрения, что-то обосновывать. К примеру, когда-то мы со студентами МАРХИ совершили изучение на тему жилых районов, и результаты помогли доказать клиенту жилого комплекса в Химках, что невысотная застройка по личному проекту удачнее, чем строительство многоэтажных типовых домов.
А работа над конкурсным проектом по Москве-реке стала причиной тому, что к нам обратились из большой корпорации прося оценить негативное влияние строящегося северного дублера Кутузовского проспекта и предложить меры по его адаптации в муниципальный среде. на данный момент мы этим занимаемся. По всей видимости, понадобился отечественный опыт системного подхода к макрогородским процессам.
ЖК ?«Лесной уголок» в Химках(Фото:АБ «Рождественка»)
— Вы упомянули собственный конкурсный проект развития территорий на протяжении Москвы-реки, что вышел в финал, но не победил. Он увлекателен тем, что по-новому посмотрел на возможности водных артерий в городе. Как в этих условиях возможно применять данный ресурс?
— Это все та же история про интенсификацию того, что имеется. В этом случае мы внесли предложение вернуть реке ее исконную роль, о которой все подзабыли, в частности — серьёзной главного и транспортной артерии публичного пространства. Ничего нового мы не изобретали, мало помечтать.
Но помечтать профессионально. Так и появился отечественный «речной трамвай» как иллюстрация к мечте — скользить по-над водой круглый год и наслаждаться городом в любую погоду.
Конкурсный проект развития набережных Москвы-реки(Фото:АБ «Рождественка»)
— Вы, возможно, больше, чем любое второе столичное бюро, трудитесь в регионах. Какой основной урок вынесли из этого опыта?
— Сейчас тема развития туризма в регионах стала весьма актуальной, все об этом говорят и видят в нем панацею, в особенности для малых городов. Но это не верно. К примеру, сравнительно не так давно мы закончили работу над проектом развития Тарусы и узнали, что туристический сектор в том месте приносит в бюджет города менее 10% дохода. Это ничтожная прибыль, притом что местных обитателей — 9 тыс., дачников — 20 тыс., а туристов — 150 тыс. человек.
Другими словами, дабы расширить долю туристического сектора в бюджете, необходимо повысить колличество самих туристов вдесятеро. Но вы осознаёте, что станет с городом, в случае если в том направлении приедут 1,5 млн человек.
Так что спасение малых городов совсем не в туризме, что приносит больше ущерба среде, а в развитии образования, локальных производств и социальной сферы. За исключением, возможно, тех мест, где рекреационная функция есть главной.
— Вы упомянули проект развития Тарусы. Что это за история?
— Это личная инициатива мецената и бизнесмена Исмаила Ахметова, суть которой в том, дабы придумать вектор предстоящего развития города. Сам Ахметов живет в том месте неизменно, исходя из этого он прямо заинтересован в развитии Тарусы. Да и для меня это не чужой город — я сама частично местный обитатель, по причине того, что 20 лет назад купила тут дачу, приезжаю каждые выходные в любой сезон.
Многие муниципальные неприятности я знаю изнутри, знаю, что тревожит местных обитателей и таких же, как я, дачников. Вместе с молодыми архитекторами, географами — студентами Столичной архитектурной школы (МАРШ), Лионского креативных стратегий и института инноваций в архитектуре Confluence и МГУ — мы совершили изучение, пробуя осознать феномен Тарусы.
Вопросов было пара: чем данный город ценен, из-за чего он так популярен среди туристов и дачников, какие конкретно имеется потребности у местных жителей, и — основное — какие конкретно сейчас у города неприятности. Постаравшись ответить на эти вопросы, мы с ребятами внесли предложение Тарусе некоторый новый сценарий судьбы.
— На чем он основан?
— На том полезном, что в городе уже имеется. Уникальность Тарусы — в сочетании ее провинциальности и в один момент столичности. Провинциальность — это неповторимая природа, тишина, отсутствие шумных магистралей и промышленности, скромная, но хорошая архитектурная среда, сохранившееся историческое и культурное наследие.
Столичность же представлена интеллектуальным потенциалом дачников — в основном деятелей мастерства, культуры, науки.
С одной стороны, в городе сохранились классические ремесла — известная тарусская вышивка, керамика, деревообработка, с другой — трудятся Университет космических изучений, красивая поликлиника с кардиологическим центром, где трудятся эксперты из Москвы.
У местных обитателей имеется запрос на перемены. Мы совершили опрос и узнали, что 83% школьников желают, дабы в Тарусе было высшее учебное заведение. Вместе с тем местные дачники, среди которых большое количество специалистов высокого уровня, выполняют в Тарусе большое количество времени.
Так, имеется предпосылки для обоюдного интеллектуального обмена: в городе проходят мастер-классы музыкантов, трудятся арт-резиденции, в местной художественной школе детей учат узнаваемые мастера.
Учитывая все это, мы внесли предложение создать в Тарусе многодисциплинарную арт-академию, где молодежь имела возможность бы взять образование совсем нового качества. Для этого необязательно строить новый кампус — достаточно задействовать площадки и те объекты, каковые сейчас неэффективно употребляются либо не употребляются совсем, и рассредоточить эту академию по всему городу, перевоплотив его в один громадный университет.
— Имеется ли шансы, что ваши идеи конвертируются во что-то конкретное?
— Рассуждать о том, во что это конвертируется в материальном смысле, пока рано. Думаю, на данный момент это кроме того не основное, для каких-то настоящих действий необходимо создать предпосылки. Мы занимались скорее поиском импульсов, каковые имели возможность подтолкнуть преобразование среды и городской жизни.
Местные власти, за исключением избранного главы города, депутата заксобрания, нескольких активных представителей бизнес-членов и сообщества администрации, не весьма деятельно принимали участие в отечественной работе.
— Что для вас самое непростое в работе на местах — косность правительства, недоверие бизнеса, отсутствие денег?
— Самая громадная неприятность — в структуре русском экономики. Дело в том, что в регионах остается ничтожное количество денег от налогов, каковые планируют с местных плательщиков налогов. Это не стимулирует ни развитие бизнеса, ни развитие городов. Главный доход региональная экономика имеет от продажи и недвижимости и аренды земли.
Это приводит только к экстенсивному пути развития. Другими словами нескончаемым попыткам что-нибудь реализовать, а не развивать процессы в имеющихся количествах.
Проект нового строения Соловецкого музея-заповедника(Фото:АБ «Рождественка»)
— В кризис работы стало меньше?
— Напротив. С позиций экономики на данный момент все достаточно безрадостно: расценки не выросли с докризисных времен, а цена судьбы выросла значительно. Это заставляет нас трудиться в немыслимом темпе.
Наряду с этим состав заказов у нас достаточный и весьма содержательный.
— Кто главные клиенты на данный момент?
— Они весьма различные. Имеется частные клиенты, имеется национальные, имеется большие корпорации. Но, возможно, важнейшим клиентом для нас сейчас есть Фонд «Подари жизнь», для которого мы проектируем детский реабилитационный санаторий. В случае если кратко, то проектной задачей есть приспособление и реставрация усадьбы «Измалково» в Переделкино, и строительство нескольких новых объектов на соседней территории, не входящей в зону охраны объекта культурного наследия.
Работа для нас весьма важная и увлекательная.
— Вы большое количество и в далеком прошлом преподаете — и МАРХИ, и в МАРШе. Возможно ли сказать о появлении поколения архитекторов, каковые способны по-новому посмотреть на Москву?
— Новое поколение, непременно, наблюдает на Москву по-новому, глазами людей, выросших в условиях иного информационного поля и иных экономических взаимоотношений. Я вижу большое количество гениальных ребят, желающих профессионально высказываться. Посмотрите, какой интерес к тому, что делает «Стрелка», — он показывает, что юные архитекторы способны думать о системных проблемах.
Основное, дабы все это не вылилось только в лавочки и благоустройство. В случае если у них будет возможность вольно развиваться, через какое-то время мы заметим большое количество занимательного.
— Что необходимо сделать, дабы эта возможность показалась?
— Для начала необходимо отменить закон , что лишил архитекторов авторского права. В нем прописано, что архитектор, передав клиенту проект и взяв за него деньги, машинально лишается на него права. Дальше клиент может передать данный проект второму архитектору, что поменяет его до неузнаваемости.
Так, девальвируется самое полезное, что имеется в отечественной профессии, — ответственность и творческая идея за нее.
Архитектурное бюро «Рождественка» основано в первой половине 90-ых годов двадцатого века Наринэ Тютчевой. Компания специализируется на приспособлении и реконструкции под современное применение исторической застройки центра Москвы.
Главные реализованные проекты — реконструкция одного из корпусов фабрики «Красная Роза», культуры памятника Палаты и реставрация «истории Брюса», жилой комплекс «Лесной уголок» в Химках, многофункциональный комплекс в Казани, реставрация флигеля «Руина» в Музее архитектуры им. А. В. Щусева.
Создатель: Ольга Мамаева.
Панельная дискуссия «Архитектура и/как коммуникация» , часть 4| Дискуссия
